Т7-1 male!Жуков/male!Бальзак. Подглядывание Наполеона, мастурбация.
Бета: Тигра ( Не придумала)
Рейтинг: NC-17 (нет, серьезно, детки, уйдите от компа)
Жанр: PWP (о майн гот, второй написанный мной фик это
Warning: ошибки автора (они, существуют, я это интуитивно чувствую, просто найти не могу), мат,
Примечание философское: Никогда не считала, что подглядывание с мастурбацией это мой жанр.
Plot? What plot?Сразу стоит упомянуть, Наполеон не верил, что Бальзак умеет заниматься любовью, трахаться или, на худой конец, совокупляться с себе подобными. Политик считал это утверждение противоречащим законам природы в принципе. В мире всегда существовали люди, являющиеся антонимами слова «секс», и Бальзак именно к таковым относился. Подчеркнуто неухоженный, скучный и серый избегающий любой компании, как огня, таким не похвастаешься. Бальзак, на памяти Наполеона, не сделал ни единого намека на желание соответствовать высокому статусу «любовник». Тем более что перед Критиком было страшно даже расстегнуть ширинку. Наполеону запала в душу как-то оброненная Бальзаком фраза про срам, который некоторые ошибочно принимают за достоинство. В общем, с таким настроем секса в жизни Критика существовать не могло в принципе, что полностью соответствовало представлению Наполеона о высшей справедливости.
Правда, сексуальная жизнь интуитивно- логического интроверта была последним, что волновало Политика, когда он брел по лесу, высматривая грибы в мокрой траве и решая непростую дилемму: честно признать, что он заблудился и попробовать позвать на помощь или продолжать придерживаться версии, что он увлеченно ищет грибы и ситуация под контролем. В конце концов, эти проклятущие грибы в этот проклятущий лес пошел искать не только он: Штирлиц, Бальзак, Гексли, Жуков, Дон и Гюго с Робеспьером то же решились проверить свои способности в ориентировании на местности. Да, Наполеон признавал, что, возможно(!), с его стороны не последнюю роль в мотивации ухода с поляны за грибами (громкого ухода, будь у него такая возможность, он бы хлопнул дверью, да так что штукатурка отвалилась) сыграл Робеспьер с его высокомерным монологом, посвященным некомпетентности Политика в вопросе дифференциации ядовитых и съедобных грибов, а так же необоснованные(!) обвинения в топографическом кретинизме.
В общем, в поисках самых съедобных, самых больших, самых красивых и вообще расчудесных грибов (чтобы утереть нос этому поганцу!) Наполеон и забрался в какую-то дикую глушь и пока не представлял, как выбираться.
– Вызов спасателей МЧС мы оставим на самый крайний случай, – буркнул себе под нос Политик.
Он как раз, пытался сообразить на какой части дерева должен расти мох, и на какую сторону света сие должно указывать. Так точно и не вспомнив, Наполеон решил, что растительность обязана расти на юге, то есть с южной стороны, а их лагерь располагался где-то на севере. Через десять минут, когда мужчина оказался перед густым кустарником, и сама ситуация уже до неприличия стала напоминать тот самый крайний случай, подразумевающий МЧС и поисковый вертолет над лесом, до уха блондина донеслись голоса. Не теряя осторожности, и даже приобретя какую-то кошачью грациозность (если «спасителями» окажутся Робеспьер и Гюго, то лучше он подохнет в лесу под деревом) Наполеон аккуратно обогнул кусты и охренел.
Примерно в пяти метрах от него Жуков без зазрения совести лапал Бальзака. Едва не присвистнув, Политик порадовался, что не выскочил на поляну, ломая кусты, и прикинул, что теперь делать. Выходить, портя людям момент, было не очень умно – Маршал скор на расправу, да и тихушник Бальзак скорей всего предпочтет бросить свидетеля в лесу (причем лучше связанного и с отрезанным языком). Над тайной своей лично жизни Критик трясся как Кощей над яйцами, и если раньше Наполеону казалось, что это от того что похвастаться там нечем от слова «вообще», то теперь…
Политик потер глаза, ущипнул себя за руку, исключая сон и галлюцинации и снова посмотрел на поляну. Нет ситуация не изменилась, Жуков по-прежнему взасос целовал Критика, собственнически тиская его задницу.
Высшая справедливость была нарушена, законы природы уже не казались столь незыблемыми как раньше, в жизни Бальзака секс все же существовал. Наполеон хотел было горестно возвести очи к небесам, но вдруг обнаружил, что наблюдать за тем как ладонь Маршала скользнула под футболку любовника, жадно оглаживая спину, а вторая рука легла на затылок, не позволяя отстраниться и прервать поцелуй, как пальцы Критика сжимали ткань рубашки на плечах мужчины… Наблюдать за этим было слишком увлекательно, чтобы отвлекаться на гримасы.
Оставив в покое губы Бальзака, Жуков переключился на шею, потянул за волосы, заставляя откинуть голову, подставляя горло. Критик подчинился, однако, сам он не сделал даже попытки обнять Жукова в ответ.
«Засосы останутся», – подумал Бонапарт, все это отчего-то напоминал не слезливое единение любящих сердец, а хорошую порнуху. Ну а на порнуху здоровый, мужской организм Политика реагировал однозначно – в штанах становилось тесновато.
Жуков принялся стягивать с любовника одежду, одной рукой было не слишком удобно, так что волосы Критика он все же отпустил. Чем тот не преминул воспользоваться.
– Подожди, – голос Бальзака звучал сипло, ладони уперлись в грудь Маршала, отталкивая. – Жуков, подожди.
Жуков чуть ослабил хватку, не отпуская, но позволяя любовнику слегка отстраниться. Поймав взгляд Критика, мужчина хищно улыбнулся.
– Говори, – сказано было так, что даже у сидящего в кустах Наполеона по спине пробежали мурашки, и, опять-таки, напомнил о себе член.
Сглотнув Бальзак, отвел глаза.
– Давай вернемся в лагерь, – раскрасневшийся, с припухшими губами и взлохмаченными волосами Критик был исключительно хорош, как будто и не Бальзак вовсе. – Я не думаю, что…
– В том и проблема, что думаешь, – перебил Жуков, затыкая рот любовника поцелуем.
Бальзак не сопротивлялся. Целуя в ответ, он обнял Маршала за шею, нежно провел кончиками пальцев по шее, взъерошил волосы на затылке и дернул, заставляя Жукова вновь отстраниться, скрипя зубами.
– Полегче, Баль, – Жуков мотнул головой, скидывая руку Критика. – Ты мне чуть скальп не снял.
– Извини, – Бальзак улыбнулся. – Поцелую и все пройдет, только… давай все же вернемся в лагерь.
– А на кой ляд, нам тогда понадобилось вообще оттуда уходить? – Маршал приподнял лицо Критика за подбородок, заставляя смотреть себе в глаза. – Чего ты добивался?
– Грибы собрать хотел, – буркнул Бальзак, сглотнув.
–Да ну, – рука спустилась ниже, теперь Жуков большим пальцем ласкал ямку между ключицами. – Ты, наверное, сейчас о шампиньонах думал, то-то так воспрянул духом.
Маршал слегка потерся бедрами о бедра любовника, напоминая о своем стояке и чувствуя эрекцию Критика. Рука его тем временем скользнула по груди, огладив сосок любовника, проступавший под тканью футболки, и легла на пряжку ремня на джинсах виктима. С некоторым удивлением, сидящий в кустах Наполеон обнаружил, что его собственная рука ремень уже расстегнула, залезла в трусы и даже нащупала член. Недолго думая, мужчина завозился, стягивая штаны и белье.
– Угадал, о них родимых, – Критик хрипло рассмеялся. Политик понял, что слово «чувственно» только, что заиграло новыми красками, но: «Блядь, какого хрена?! Это же Бальзак!!!».
Жуков улыбнулся и вплотную занялся ремнем.
– Нас могут увидеть, – Бальзак моментально посерьезнел и напрягся, но уже не дергался и не отбивался. Наполеон замер и, на всякий случай, задержал дыхание. Пусть даже он серьезно сомневался в том, что хоть кто-то из присутствующих прямо сейчас пойдет обыскивать кусты, и вообще куда-то пойдет пока Жуков не поимеет Критика.
– Пусть видят, – Маршал расстегнул ремень, пуговицу, после чего с наслаждением запустил ладони под футболку любовника, позволяя ткани задраться и обнажить бледную кожу на животе.
Жуков усмехнулся:
– Есть на что посмотреть.
– Ты…
– Я буду трахаться. Ты тоже, Баль. Хватит ломаться, не Гамлет. Раздевайся.
Жуков отстранился, отошел, достал из брошенного неподалеку ведра плед, расстелил его на земле, после чего быстро скинул кроссовки, стянул с себя рубашку и джинсы с трусами. Маршал обернулся к Бальзаку, тот и не подумал выполнять команду, только жадно смотрел, как раздевается любовник, комкая в руках край футболки. Даром что стриптиз в исполнении Жукова был скоротечен и не под музыку, Наполеон мысленно согласился с Бальзаком, что слюной исходить все же есть на что. Сам политик предпочитал худых и гибких, но мощный торс, блядскую дорожку внизу живота и нормальный такой соразмерный остальному агрегат (Нап погладил свой, не меньше однозначно) оценил по достоинству.
– Иди сюда, – Жуков уселся на плед, если он стеснялся, то этого было совершенно не заметно.
Вздрогнув, Бальзак шагнул к нему – медленно, словно во сне. Наполеону искренне хотелось дать Критику пинка для ускорения, а еще нагнуть и медленно, обстоятельно оттрахать, но об этом он предпочел не думать, тихонько дроча и удивляясь терпению Жукова.
Бальзак все так же осторожно опустился на колени рядом с Жуковым. Медленно снял футболку, осторожно отложил ее в сторону, его джинсы почти расстегнутые стараниями любовника немного сползли вниз, открывая жадному взору мастурбирующего в кустах вуайериста полоску белой ткани плавок. Наполеон впервые видел полураздетого Критика и, поглаживая себя, запоминал чуть ссутуленные плечи, родинку под лопаткой, проступавшие при вздохе ребра, худые руки, изгиб позвоночника. Все это заводило, заставляло сильнее сжимать напрягшийся член и кусать губы, стараясь не застонать.
Жуков притянул возящегося со своими кроссовками Критика к себе.
– Человек-молния, блядь.
Жадно целуя любовника, мужчина, наконец-то, стянул с него эти долбанные джинсы с долбанными белыми трусами. Критик не сопротивлялся, не вырывался, не возражал. Он послушно прогибался и прижимался к любовнику, обнимал и бесстыже терся бедрами о бедра Маршала. Жуков положил ладони на ягодицы любовника, сильнее прижимая к себе. Наполеон проклял себя за отсутствие третьей руки и фотоаппарата со штативом. Нет, лучше бы видеокамеру.
– На хуй прелюдию, выеби его уже, – Политик сам не знал, сказал он это вслух или только подумал, что собственно было уже не важно – все равно его никто бы не услышал.
Жуков что-то хрипло прошептал на ухо Критику, после чего повалил мужчину на спину.
– Черт! – Бальзак дернулся – он бы подскочил, не будь придавлен весом Маршала.
– Что? – Жуков приподнялся на руках, они с Критиком едва не столкнулись лбами, когда последний приподнялся и зашарил под собой.
– Шишка, – раздраженно пояснил Баль, показывая Жукову находку, прежде чем выбросить. – Терпеть не могу секс на природе, постоянно что-то куда-то впивается. У меня…
– У тебя дома абсолютно то же самое, – Маршал потянулся к своим джинсам, подтянул их за штанину, после чего вытащил из заднего кармана какой-то тюбик и презерватив. – В постели спиной можно внезапно нащупать самые неподходящие вещи.
Бальзак отобрал резиновое изделие номер два, вскрыл упаковку, после чего сноровисто надел презерватив на член любовника. Жуков одобрительно простонал (Наполеон одобрительно засопел, мысленно поторапливая этих двоих: в конце концов, неплохо было бы кончить всем вместе, а у них там ещё Баль не валялся).
– Там только книги… – Бальзак выдавил крем из тюбика, растер между ладонями, Жуков поймал его руку, нежно поцеловал тыльную сторону ладони, лизнул костяшки пальцев, после чего опустил на свой член, направляя движения. – Или ты, – хрипло закончил Критик, он подался вперед, легко целуя любовника в плечо. – Ничего неподходящего.
Они продолжали прижиматься друг к другу, Бальзак шумно дышал, свой член он тоже без внимания не оставил. Наполеон обиженно пыхтел – так ему было совсем не видно, как Критик дрочит себе и любовнику, хотелось иметь более весомый повод кончить, чем блядски изгибающаяся спина и виляющая задница.
Видимо потребности у Маршала, тоже были весомее (точнее устойчивее).
– Где крем?
– Ммм… да, сейчас, – выпятив зад, Бальзак вслепую зашарил совершенно не там, куда бросил тюбик.
Наполон сжал член так, что стало больно. Подойти, взять тюбик, поставить Критика на четвереньки, выдавить крем на руку, провести по ложбинке между ягодицами, потереться о него своей эрекцией, потом ввести сперва один палец, потом второй, третий… Почувствовать, как он вздрагивает от удовольствия, когда заденешь простату. Смотреть, как прогибается его поясница, он подается назад, насаживаясь потому что пальцев не достаточно. А потом войти, удерживая бедра, осторожно, так чтобы ничего не повредить, так чтобы он резко втянул воздух, чувствуя член в своей худой, но при этом шикарной заднице. И выебать так, чтобы из ушей сперма потекла! Наполеон шумно дышал, и дрочил, как последний раз в жизни, представляя Бальзака под собой. Член был как каменный, горячий и пульсирующий. Чувствуя, что скоро кончит, Политик волевым усилием заставил себя притормозить. Он дождется, пока в заду Критика окажется хоть чей-то член. Тем более что Жуков наконец-то получил в свое распоряжение смазку и решительно повалил любовника.
– Да блядский же лес! – Критик задергался, отталкивая Маршала, спихивая его с себя. – Тут есть что-то кроме этих гребанных шишек?!!
– Ты успокоишься, наконец?! – не выдержав, рявкнул Жуков, которого таки спихнули с тела. – Мы можем спокойно поебаться или нет?!
– Я же говорил, надо возвращаться в лагерь, – Бальзак уселся, злобно глядя на любовника. – Антисанитария, помыться негде, ладно хоть салфетки влажные с собой взял. И шишки в спину впиваются! Как ты только меня на муравейник не завали, вот что интересно.
– Так, – Жуков поднялся, дернул Критика, заставляя встать на ноги.
Оба были возбужденные, злые и бескомпромиссные.
– Я, – Бальзака толкнули к стволу ближайшего дерева, навалились, прижимая и не позволяя даже дернуться, несмотря на попытки, – трахаюсь.
– Перестань, – голос критика звучал несколько придушенно, в нем мешались злость, паника и легкой хрипотцой отдавал возбуждение. – Жуков, неме…
Бальзака развернули, Жуков буквально вжал его в ствол. Если бы Критик не успел упереться руками, то видимо впечатался бы лицом, Наполеон успел заметить, что на спине мужчины остались следы от коры. Маршал раздвинул ягодицы любовника, подготовку он решил начать сразу с двух пальцев. Критик вскрикнул.
– Это ты перестань, – Жуков впился зубами в шею любовника. – Ты меня заебал своими провокациями и нытьем. Наш девиз не победим – возбудим, блядь, и не дадим? Не прокатит.
Рука мужчины двигалась резко и уверенно, второй он удерживал Критика за талию, не позволяя вырваться, хотя тот уже и не пытался.
– Я не провоцировал, – Бальзак тяжело дышал.
– Заткнись, – Жуков вытащил пальцы, коленом раздвинул бедра любовника, дернул их на себя, заставляя того прогнуться, оставляя задницу.
Наполеон дрочил как сумасшедший, чувствуя что в этот раз оттянуть разрядку у него не получится, он смотрел на покорно прогибающегося Критика, на то как по-хозяйски Маршал пристраивается сзади, придерживая член, на загорелые пальцы, властно скользящие по бледной коже, следы укуса на шее Бальзака. Когда Жуков раздвинул ягодицы Критика и резко вошел, сразу, одним толчком, удерживая дернувшегося любовника так, что наверняка останутся синяки, Наполеон кончил. Оргазм был просто ошеломляющиий.
«Это фантастика!»
По телу мужчины разлилась истома, в голове звенело. Он тяжело дышал, приходя в себя. Хотелось сейчас раскинуться на кровати и бессмысленно пялиться в потолок, блаженствуя и ни о чем не думая, позволяя утихнуть волнам наслаждения, прокатившимся по телу. Но кровати не было, вместо нее были кусты, посреди которых он кончил со спущенными штанами. Бытовой реализм плавно перевешивал мечтательную расслабленность, возвращая мозг к работе.
Наполеон кое-как вытер ладонь о листья, потом вспомнил, что у него в кармане есть платок, вытер еще и им, натянул трусы и штаны (к счастью, в процессе они не пострадали, и следов порочной страсти на них, вроде не осталось), кое-как поправил остальную одежду и снова перевел взгляд на любовников.
Жуков явно времени даром не терял, раздавались звуки шлепков, тяжелой дыхания и тихие стоны. Мужчина двигался уверенными, сильными движениями. Он властно брал то, что принадлежало ему по праву, а Бальзак отдавался, не сгорая от страсти, не выгибаясь напоказ и подмахивая. Просто было что-то в том, как Критик вздыхал, давя стоны, когда любовник толкался внутрь его, как уткнулся лбом в руку, чтобы не оцарапать лицо о шершавую кору, как дрочил себе быстро и сильно. Что-то что Жуков заметил, и это позволило ему присвоить Бальзака себе, потому что в этот момент тот принадлежал любовнику окончательно и безоговорочно. Именно сейчас при взгляде на них двоих у Наполеона появилось смутное предчувствие, что он еще пожалеет о том, что узнал. Мужчина встал (выяснив по ходу дела, что у него затекли ноги, болят колени, и он готов заплатить валютой за возможность нормально помыться), осторожно и незаметно, сломав всего две или три ветки в процессе, выбрался из кустов. Постояв немного, Наполеон дождался, пока нижние конечности перестанет покалывать, после чего поторопился затеряться в лесной глуши.
Бредя в неизвестном направлении, для себя Политик решил, что инстинкт самосохранения у него потрясающе развит, ведь застань его за подглядыванием Жуков и Бальзак на том мокром месте, которое оставил бы от него Маршал, Критик установил бы мемориал с надпись: «Не суйтесь в чужие дела». И нет, посмотреть на них кончающих было бы конечно интересно, но совершенно излишне. В общем, Политик и сам пока не мог разобраться, что заставило его внезапно проявить… деликатность, но одно знал точно. В следующий раз, идя за грибами, он возьмет с собой фотоаппарат.